Введение
Как отмечает Президент РФ В.В. Путин, «от того, как мы воспитаем молодёжь, зависит то, сможет ли Россия сберечь и приумножить саму себя. Сможет ли она быть современной, перспективной, эффективно развивающейся, но в то же время сможет ли не растерять себя как нацию, не утратить свою самобытность в очень непростой современной обстановке. Как показывает, в том числе и наш собственный исторический опыт, культурное самосознание, духовные, нравственные ценности, ценностные коды – это сфера жёсткой конкуренции, порой объект открытого информационного противоборства, не хочется говорить агрессии, но противоборства – это точно, и уж точно хорошо срежиссированной пропагандистской атаки. ... Это как минимум одна из форм конкурентной борьбы. Попытки влиять на мировоззрение целых народов, стремление подчинить их своей воле, навязать свою систему ценностей и понятий – это абсолютная реальность, так же как борьба за минеральные ресурсы, с которой сталкиваются многие страны, в том числе и наша страна» [1].
Современные проявления преступной и связанной с ней посткриминальной деятельности в молодежной среде свидетельствуют обо все большей ее диджитализации (цифровизации), виртуализации следов, появлении новых способов совершения преступлений, адаптивных приемов противодействия правоприменению, росте согласительных процедур в уголовном процессе, что меняет традиционные подходы к пониманию такого явления [2].
Указанные обстоятельства предопределили выбор темы статьи и ее структуру.
Цель – изучить особенности и криминалистическое значение деятельности (поведения) молодежи в посткриминальной действительности.
Гипотеза статьи – деятельность лиц в посткриминальной действительности, а особенно молодежи, закономерно влияет на содержание и эффективность раскрытия и расследования преступлений, поэтому познание такой закономерности позволяет оптимизировать арсенал криминалистических средств, методов и рекомендаций.
Результаты исследования и их обсуждение
Преступность – «это качество или состояние преступности. Есть общие факторы, которые характеризуют людей, которые совершают преступления. Теории преступлений варьируются в зависимости от их основополагающих предположений о человеческой природе» [3]. Совокупность «всех реально совершенных противоправных деяний, за которые предусмотрено наказание (преступность)» [4], неизбежно создает посткриминальную действительность, в которой действуют субъекты преступления, очевидцы, жертвы, а также осуществляется деятельность по раскрытию, расследованию преступлений, их предотвращению, судебному разбирательству и так далее [5].
Закономерности посткриминального периода не одно десятилетие составляют «предмет криминалистической науки» [6, 7]. Стержнем такого периода выступает посткриминальная деятельность лиц, связанных с событием преступления. По результатам исследования 382 уголовных дел о тяжких и особо тяжких преступлениях, субъектами раскрытия и расследования преступлений познается не только механизм преступления, но и посткриминальная действительность (включающая как противодействие раскрытию и расследованию преступлений, уликовое поведение, содействие раскрытию и расследованию преступлений и их отражения, подчиненные определенным закономерностям). Такие закономерности выражают связи:
а) с преступной деятельностью (внешние детерминанты);
б) элементов посткриминальной деятельности (внутренние связи).
В связи с чем, генеральной идеей статьи выступает положение о том, что чем выше тяжесть совершенного деяния и состав участников относится по возрасту к молодежи (виновный и связанные с ним лица, очевидцы, жертва и др.), тем больше количество, интенсивнее и разнообразнее посткриминальная деятельность. Посткриминальная деятельность лиц, связанных с событием преступления, влияет на содержание и эффективность раскрытия и расследования преступлений.
По результатам исследования уголовных дел, каждый второй участник посткриминальной деятельности и поведения относится к группе «молодежь» (53,7 %), при этом в групповых и организованных преступлениях такой процент гораздо выше и составляет 82,4 %.
Процент жертв и очевидцев, относящихся к группе «молодежь», составил 15,1 и 20,6 % соответственно, что обусловлено спецификой совершенных преступлений и особенностями посткриминальной деятельности. Анализ уголовных дел показал, что наиболее ухищренные по количеству и качеству реализованных приемов посткриминального противодействия выступили те, которые осуществлены в возрасте 22–27 лет.
Наряду с негативными способами и приемами посткриминального противодействия наиболее интересным и оказывающим влияние на раскрытие и расследование преступлений является содействие молодежи (профилактика экстремизма и терроризма, наркопреступлений в сети Интернет, волонтеры, поисковые отряды «Лиза Алерт», дружинники»).
Как отмечает министр МВД РФ В.А. Колокольцев, «в рамках противодействия криминальным проявлениям в отношении подростков акцент сделан на недопущение распространения информации, причиняющей им вред. Всего в социальных сетях в прошлом году по инициативе Министерства внутренних дел заблокировано свыше 25 800 ресурсов, содержащих деструктивный контент. Вместе с тем полностью уберечь наших детей от насилия и жестокости, негативного психологического воздействия исключительно усилиями полиции невозможно. Эта проблема выходит далеко за пределы компетенции одного ведомства и требует последовательных, скоординированных шагов …. Активное участие в поисковых мероприятиях принимали волонтёрские организации. С их помощью обнаружено порядка 3 тысяч человек. В настоящее время добровольческие отряды сформированы в 76 субъектах РФ» [8]. Участию общественности в раскрытии и расследовании преступлении посвящены работы криминалистов, где рассматриваются ими: учение о взаимодействии следователя с общественностью [9], использование помощи общественности в решении розыскных задач [10], использование СМИ в раскрытии и расследовании преступлений [11], участие общественности в предупреждении экстремизма [12].
Проведенный кросс-анализ собственного исследования уголовных дел и авторских опросов, а также данных официальной статистики, показал, что посткриминальная деятельность не всегда отражается в указанных источниках и порождает ряд проблем как практического и теоретического характера, так, к примеру: фактически не получают объяснений от трети очевидцев; высокая латентность преступлений, обусловленная особенностями посткриминальной деятельности и поведения жертв; не более 1,3 следов преступной и посткриминальной деятельности обнаруживаются при ОМП; треть молодежи подвергается коррупционным проявлениям и ее последствиями [13]; и многие другие. На основе имеющихся проблем и вопросов, требующих разрешения и обеспечения научно-криминалистической продукцией, автором проведен социологический опрос молодежи.
В этих целях было опрошено 147 чел., из них 92 человека отметили, что более одного раза сталкивались и находились в посткриминальной действительности (далее в расчетах нами использовалось 92 чел. = 100 %). То есть практически две трети молодежи сталкивались с посткриминальной действительностью. Исходя из проведенных исследований можно сделать вывод, что посткриминальная действительность как явление и включенные в нее процессы, ситуации, события достаточно распространены. В ней 62,58 % молодежи действовало (внешне функционально проявляло себя). Следует иметь ввиду, что опрошенные лица представляют собой молодежь с активной гражданской позицией (студенты-отличники, спортсмены, молодые предприниматели, представители молодежного правительства, участники военно-патриотических клубов и движений). На дополнительный вопрос о том, наблюдали ли они в интернет-трансляциях (онлайн или оффлайн) преступную деятельность и посткриминальную деятельность, большинство ответили (89 из 92 чел.), что наблюдали неоднократно. При этом 28,48 % (из 89 чел. 32 чел.) отмечали, что поучаствовав в посткриминальной деятельности, в эти же сутки искали видео и фото, а также новости о совершенном преступлении с помощью сети Интернет. Таким образом, от криминалистической науки требуются разработки криминалистических средств и методов собирания интеллектуальных следов преступной и посткриминальной деятельности. В этом смысле, глубоко права Д.А. Степаненко, которая пришла к выводу, что «традиционная, сложившаяся в 50–80-е годы XX века парадигма криминалистической идентификации, при всех ее достоинствах, уже не в полной мере соответствует всё более возрастающим научным и практическим потребностям. Одни ее общепринятые концептуальные положения обветшали от частого и не всегда умелого употребления, в чем-то устарели и нуждаются во вливании «свежей крови»» [14]. Будучи в той или иной степени связанными с событием преступления, из 92 человек были опрошены дознавателем или следователем только 61 человек (65,12 %). То есть ранее выявленная тенденция достаточно низкой эффективности деятельности правоохранительных органов в выявлении очевидцев подтверждена (более трети очевидцев преступной и посткриминальной деятельности не устанавливаются и не опрашиваются). При этом, для проверки данного вывода нами отдельно задавался вопрос о том, прибывала ли следственно-оперативная группа; положительно на данный вопрос ответили 85,24 % (52 из 61 чел.). Особо отметим, что из 52 чел. (100 %) – 29 чел. (55,76 %) проявляли собственную заинтересованность и расспрашивали о происходящих событиях раскрытия и расследования преступлений у очевидцев, жертв, виновных и связанных с ними лиц. Интересным является следующий пример из собственного архива. К., будучи статистом при предъявлении для опознания, с детства знал подозреваемого в нанесении телесных повреждений и грабежа (ходили в детский сад и школу), во время и после совершения деяния находился за соседним столиком кафе, а также дружил в соцсетях с жертвой, активно обсуждая произошедшее. В процессе предъявления для опознания подозреваемый и статист шутили и рассказывали друг другу анекдоты.
В данном примере проявились не только грубейшие уголовно-процессуальные и тактические ошибки, допущенные субъектом расследования, но и то многообразие посткриминальной деятельности и их отражений в объективной действительности.
К наиболее типичным посткриминальным действиям субъекта преступления очевидцы из молодежи отнесли:
1) бегство с места преступления – 44,56 % (41 чел.);
2) сокрытие следов и их носителей – 28,26 % (26 чел.);
3) воздействие на жертву и очевидцев – 18,47 % (17 чел.);
4) иное – 8,71 % (8 чел.).
Время наблюдения и участия в преступной и посткриминальной деятельности:
1) от 1 до 5 минут – 72,82 % (67 чел.);
2) от 5–10 минут – 20,65 % (19 чел.);
3) более 10 минут – 6,53 % (6 чел.).
Местами такого наблюдения в большинстве случаев была открытая местность в городе (79 чел.).
Достаточно часто преступная деятельность и посткриминальная деятельность подвергаются копированию и подражанию [15]. Преступная и посткриминальная деятелньность в сельской местности имеет свои особенности [16, 17, 18, 19, 20]. Как отмечают австралийские исследователи, «организационный потенциал конкретных социальных групп имеет большое значение для определения качества разговоров о преступлениях и реагирования на преступления в изолированных и сельских районах» [21]. Среднее расстояние от места преступления – 3–5 метров (т. е. достаточно для запоминания идентификационных признаков, розыскных примет и их использования в раскрытии и расследовании преступлений [22, 23, 24]). При этом, среднее расстояние до места жительства составило от 400 метров до 1 км 200 метров. Интересные данные, подтверждающие указанную закономерность между местом жительства и местом преступления, получены финским исследователями: «расстояние между домом преступника и местом совершения преступления было небольшим (1,16 км)» [25]. Английские ученые также пришли к выводу необходимости использования географического профилирования в раскрытии и расследовании преступлений [26].
Указанное может быть использовано для построения версий и разработки алгоритмов взаимодействия следователя с оперативными работниками. Из 61 опрошенного 52 человека стремились дать полные и добросовестные объяснения (85,24 %), остальные связали свои неточности в объяснениях в связи со стрессом от увиденного или боязни расправы со стороны виновных лиц. Практически каждый второй из добросовестных очевидцев дал правдивые показания в процессе предварительного расследования и судебного разбирательства, а каждый 10 подвергся воздействию со стороны виновного (уговоры, подкуп шантаж).
Заключение
Таким образом, проведенные исследования свидетельствуют, что гипотеза частично подтверждена и требует дальнейшей разработки. Защита молодежи от негативных последствий посткриминальной действительности выступает комплексной межпредметной задачей для научного сообщества.
Посткриминальная деятельность имеет свои особенности, как и механизм образования следов. Информация о посткриминальной деятельности имеет значение для построения версий, розыскной работы, выявления приемов содействия раскрытию и расследованию преступлений.