Научный журнал

Вестник Алтайской академии экономики и права

Print ISSN 1818-4057

Online ISSN 2226-3977

Перечень ВАК

Введение

Целью цикла статей «30 лет без СССР» является обсуждение представлений о событиях 1991 года, их экономических и демографических последствиях. Задача первой статьи состояла в анализе объективных предпосылок и субъективных причин развала СССР в 1991 г. [1]. Во второй статье было произведено обсуждение понятий «циклического», «трансформационного», «системного» кризисов применительно к постсоветским экономикам. Экономические последствия геополитического развала были названы «геоэкономическим кризисом» [2]. Целью данной статьи является обзор теорий демографического развития мира, СССР и постсоветских государств, оценка гипотетических (условных) и реальных потерь населения за период 1991-2021 гг.

1. Теории демографического развития в СССР и на постсоветском пространстве

На протяжении многих веков идеологией государственной власти был популяционизм, как представление о том, что государство, народ, территория должна иметь максимально возможную численность населения и превосходить по этому показателю все иные общности и территории. Прагматическая цель популяционизма состояла в расширении базы для призыва военнослужащих, увеличении контингентов трудовых ресурсов в экономике и численности налогоплательщиков. Инструментами популяционистской демографической политики были стимулирование рождаемости и иммиграции, ограничение эмиграции. При этом рождаемость стимулировалась религиозными нормами, запретом абортов и т.д. В новое время популяционизм постепенно приобрел ориентацию на сбережение взрослого населения, сокращение смертности и заболеваемости, материальное стимулирование рождаемости.

В конце XVIII столетия Т. Мальтус предупредил о возможных негативных последствиях чрезмерно быстрого роста населения [3]. С тех пор продолжается борьба «популяционистских» и «мальтузианских» теорий за политическое доминирование.

Советская политика, при всех ее колебаниях по отношению к семье в первые годы советской власти, в целом была популяционистской. В развитие главного лозунга СССР – «догнать и перегнать капиталистические страны в экономическом отношении» выдвигались лозунги о преимуществе социализма над капитализмом по уровню рождаемости и темпам роста численности населения. Вот что об этом в 1960-е годы писал А.Г. Волков: «в течение долгого времени в нашей специальной, да, впрочем, и популярной, литературе господствовало догматическое утверждение, будто снижение рождаемости характерно лишь для капиталистического общества, а в условиях социализма повышение благосостояния народа якобы ведет к росту рождаемости, который представляет собой характерную черту социалистического закона народонаселения» [4]. В 1970-1980-е годы советская демографическая наука противопоставляла «закон относительного перенаселения при капитализме» «социалистическому закону народонаселения», который трактовался как «закон полной занятости и рационального использования трудоспособного населения» [5, С. 21]. Целесообразность возврата от малодетной семьи к среднедетной обосновывали необходимостью «ликвидации дефицита трудовых ресурсов» [6, С.13].

В позднем СССР альтернативу популяционизму советские ученые видели в теории «оптимума населения», как компромисса между траекториями депопуляции и перенаселения. Б.Ц. Урланис полагал, что «оптимум населения» – как оптимальной численности, так и оптимальной плотности – всегда относителен и не может быть точно определен, и в конце концов «речь может идти не об оптимальной численности населения, а об оптимальных темпах его роста», которыми будут «темпы, обеспечивающие наиболее высокий уровень душевых доходов» [7, С.264]. Он высказывал сомнение в том, что «при оценке экономического значения будущей численности надо исходить из потребности народного хозяйства в рабочей силе» [7, С.267]. Он также утверждал, что «основным условием… при решении задачи на оптимизацию демографических параметров, должно быть условие ликвидации возможности депопуляции» [7, С.283].

Французский демограф А. Сови, который оказал большое влияние на советскую демографическую науку, различал «экономический оптимум», целевой функцией которого является максимизация благополучия (уровня жизни) населения и «оптимум могущества», целью которого является максимизация численности вооруженных сил, власти и влияния. При этом он считал целесообразным учитывать то обстоятельство, что отвлечение людей в армию снижает объемы производства, в то время как в условиях современного общества именно производство, а не численность населения и солдат, приводит к максимизации власти и влияния [8, С.107-136]. В качестве целей демографической политики А. Сови называл минимизацию смертности и заболеваемости, «смягчение избытка или недостатка рождаемости», регулирование миграции с учетом интересов всего общества [9, С.491]. В 1970-1980-е годы началось заимствование отечественными учеными теорий «демографического перехода» и «демографической революции».

Термин «демографический переход» был впервые введён в научное обращение американским демографом Ф. Ноутстейном в 1945 году [10, С. 36–57], хотя сходные идеи высказывались раньше, в частности А. Ландри [11]. В отличие от более ранних теорий, которые концентрировали внимание на соотношении численности населения и жизненных средств, здесь в основном рассматривались соотношения рождаемости и смертности, разрабатывался возможный сценарий глобального демографического «спектакля». Основные акты этого сценария были следующие: в результате значительного снижения смертности (на первых порах главным образом из-за успешных противоэпидемических мероприятий) и сохранения высокого уровня рождаемости резко ускоряется рост населения, происходит «демографический взрыв». Принято считать, что к 1925 г. данный этап был пройден большинством развитых стран мира. На втором этапе коэффициент смертности снижается и достигает минимума, но коэффициент рождаемости снижается быстрее коэффициента смертности, что приводит к замедлению прироста населения, а также к демографическому старению населения. На третьем этапе коэффициент смертности увеличивается вследствие демографического старения населения, а также замедляется снижение коэффициента рождаемости. К концу третьего этапа коэффициент рождаемости примерно равен уровню простого воспроизводства, а коэффициент смертности ниже этого уровня. На четвёртом этапе коэффициент смертности увеличивается, и становится равным коэффициенту рождаемости. Процесс демографической стабилизации заканчивается, население более не растет и не сокращается. Заметим в скобках, что такой сценарий для большинства развитых стран и народов европейской расы в ближайшие 100 лет, а в далеком будущем – для всего человечества, – был бы в высшей степени оптимистическим, потому что современные прогнозы обещают им депопуляцию (сокращение).

Параллельно распространению теории «демографического перехода» в научных и политических кругах стран мира, появлялись дополнительные «переходы», как своего рода надстройки к доминирующей парадигме. Одной из первых «надстроек» стала концепция «эпидемиологического перехода», выдвинутая в 1971 г. в статье американского эпидемиолога А. Р. Омрана. В соответствии с этой концепцией, когда на смену преобладанию экзогенных (внешних) причин смертности приходит первенство эндогенных (внутренних, естественных) факторов, происходит радикальное изменение структуры смертности по причинам [12].

Как попытка дать адекватное теоретическое объяснение современной ситуации в семьях и брачности, возникла гипотеза «второго демографического перехода», происходящего в Европе (сходные идеи выдвигались также в рамках гипотезы о «пятой фазе демографического перехода»). Основная идея, лежащая в основе концепции «второго демографического перехода», была предложена в 1986 году Ван де Каа, который утверждал, что с середины 1960-х годов в Европе закончился послевоенный всплеск рождаемости и утвердилась долговременная тенденция к ее снижению. Четыре основных черты этого перехода, были следующие: широкое распространение юридически неоформленных и альтернативных форм семьи; переход от детоцентристской модели семьи к индивидуалистически ориентированной паре партнёров с одним ребёнком; переход к сознательному планированию рождения каждого ребёнка [13]. «Третий демографический переход» (миграционный) был предложен Д. Коулменом, который сформулировал проблему следующим образом: «Будут все основания говорить о третьем демографическом переходе, меняющем состав населения, а не только демографические показатели, с изменениями которых связывают первый и второй переходы. Если первый демографический переход выразился в изменениях уровней рождаемости и смертности, а второй – в изменениях сексуального поведения, организации жизни семьи и ее форм, то третий демографический переход затрагивает последний остающийся компонент, характеризующий население, а именно его миграцию и этнический состав. В конечном счете, миграция может привести к полному изменению этого состава и замене нынешнего населения населением, которое составляют либо мигранты, либо их потомки, либо население смешанного происхождения [14].

Одним из пунктов формирования парадигмы «демографического перехода» в России явилась книга А.Г. Вишневского «Демографическая революция» (1976 г.) [15]. В этой книге впервые в отечественной науке был описан переход от «традиционного» к «современному» типу воспроизводства населения. Среди наиболее известных публикаций школы А.Г. Вишневского и аффилированных с ней авторов – коллективные монографии «Демографическая модернизация России. 1900 – 2000.» (2006 г.) [16], «Исчезающая мировая держава. Демографическое будущее России и других бывших союзных государств» (2011 г.) [17] и многие другие. К школе А.Г. Вишневского, и, как нам представляется, к парадигме «демографического перехода» примыкала школа А.Г. Волкова, которая долгое время развивалась на базе Отдела демографии НИИ ЦСУ. Общие для этих школ в 1990–2000-е годы позиции можно кратко резюмировать следующим образом: 1) Снижение рождаемости в долгосрочном периоде детерминируется законами «демографического перехода», а в среднесрочном – предопределено прохождением «демографических волн» (колебаний в половозрастной структуре населения, в том числе численности женщин фертильного возраста). 2) Меры государственной поддержки семей приводят к «сдвигу календаря рождений», но не к повышению рождаемости (суммарного коэффициента рождаемости – СКР) в долгосрочной перспективе. 3) Рождаемость и смертность не связаны с экономической ситуацией в стране. Вариант этой теории, высказанный нам в частной беседе одним из руководителей Росстата в 2000-е годы, звучал так: «рождаемость – биологический, а не социальный процесс, он не имеет вообще никакой связи с экономикой». 4) Единственно возможный путь компенсации отрицательного естественного прироста – привлечение в страну мигрантов.

К сожалению, тезисы о бесполезности материального стимулирования рождаемости в 1990-е годы были использованы либеральными «реформаторами» для обоснования еще одной возможности экономии государственных расходов. Мы уже приводили в наших публикациях сделанное в 1996 г. программное заявление министра Правительства РФ Е.Г. Ясина о том, что что социальная политика является только резервом для экономии и сокращения бюджетного дефицита [17]. Таким же «резервом» в 1990-е годы стала демографическая политика.

С критикой позиций невмешательства государства в демографическую ситуацию выступали Б.С. Хорев и ряд других представителей Центра по изучению проблем народонаселения Экономического факультета МГУ. В частности, Б.С. Хорев одним из первых обосновал понятие «демографический кризис» применительно к ситуации в России в 1990-е годах [18]. Активно защищала необходимость проведения активной демографической политики научная школа Отдела демографии Института социально-политических исследований РАН во главе с Л.Л. Рыбаковским [19;20].

Автор данной статьи рассматривал сложившееся в 1990-е годы положение как «демографический кризис», причиной которого был «геоэкономический кризис», вызванный революцией 1991 года и распадом СССР. После 1991 года республики бывшего СССР были сброшены с траектории «демографического перехода». Спад ВВП, реальных доходов, рост безработицы, военные и гражданские конфликты развивали у населения комплексы «неуверенности в завтрашнем дне», детерминировали перелом тенденции медленного снижения рождаемости в сторону резкого падения, а смертности – в сторону резкого роста [21]. Падение суммарного коэффициента рождаемости (СКР) в сочетании с прохождением негативной волны численности женщин фертильного возраста предопределили беспрецедентный спад чисел родившихся. Для диагностики падения рождаемости в 1990-е годы как кризисного, а не «переходного» демографического феномена важно учитывать ее темп и причины. Рост смертности, наблюдавшийся в постсоветских странах в 1990-е годы, не вписывался в схему «демографического перехода» не только по скорости, направлению, но также и по факторам. На заключительных стадиях демографического перехода смертность растет вследствие высокой продолжительности жизни и «старения» населения, в бывшем СССР причинами были социально-экономическая нестабильность, конфликты, упадок здравоохранения. Все это дополнялось «миграционным кризисом», поскольку обмен населением между республиками бывшего СССР резко усилился в 1990-е годы под влиянием жесткого выталкивания людей со старого места жительства политическими и военными действиями, возникновением миллионных потоков беженцев и вынужденных переселенцев. Демографическое развитие 1991-2021 гг. на территории постсоветских государств мы разделяем на кризисный период (с 1991 до середины 2000-х гг.), период возвращения на траекторию «демографического перехода» (примерно с середины 2000-х до середины 2010-х гг.) и новый кризис, который начался во время пандемии COVID-19 в 2020-е годы.

2. Динамика населения СССР и постсоветских республик.

Темпы роста численности населения в советский период постепенно снижались в обстановке уменьшения как рождаемости, так и смертности, что соответствовало нормальной траектории «демографического» и «эпидемиологического» переходов. Отличия состояли только в торможении снижения смертности начиная с 1960-х гг. и закрытости территории страны от внешних миграций. Внешние «приобретения» населения были связаны с присоединением Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и других территорий, а наиболее тяжелые потери – с голодом после коллективизации, репрессиями и Второй мировой войной. Все это подробно описано в трудах демографов и историков [24; 25].

В период между Переписями населения 1926 и 1939 годов население нашей страны увеличилось со 147 млн чел до 170,6 млн чел, чтобы по переписи 1959 года составить 208,8 млн чел. В дальнейшем приросты уменьшались в результате суперпозиции демографического перехода и демографических волн, запущенных потерями во время Второй мировой войны [26]. За межпереписной период 1959 -1970 гг. увеличение составило 32,9 млн чел (до 241,7), за 1970-1979 гг. – 20,7 млн чел (до 262,4) и за 1979-1989 гг. – 24,3 млн чел. (до 286,7). В период 1979-1989 гг. уже просматривалось замедление роста численности населения в Прибалтике, РСФСР, УССР, БССР по сравнению с республиками Средней Азии [26;27;29].

После революции 1991 года был ликвидирован Госкомстат СССР статистический орган, который мог бы публиковать информацию о населении по всем постсоветским государствам за 30 лет их последующей истории, Статкомитет СНГ не стал ему адекватной заменой. В сборниках Росстата «Демографический ежегодник России» за 1999-2021 годы [30], юбилейном сборнике Статкомитета СПГ «30 лет Содружеству независимых государств 1991-2021» [31] и других отечественных базах данных отсутствует информация по некоторым странам, а также за определенные годы указанного периода. Поэтому для дальнейшего анализа мы использовали базу данных ООН по странам мира за период с 1991 по 2021 г. [23]. На основании данных ООН мы рассчитали показатели численности населения, числа родившихся и умерших, и их сумму по территории бывшего СССР, продлив таким образом до 2021 года статистические ряды, ранее опубликованные Госкомстатом СССР до 1990 г. и Статкомитетом СНГ за 1991 г. Результаты расчетов показаны на рисунке и в таблице.

Выяснилось, что исторический максимум численности населения, официально зафиксированный отечественной статистикой в период существования СССР, был достигнут в 1991 году – 290,1 млн чел. Депопуляция в республиках началась в разное время и имела различную глубину, поэтому в начале раздельного существования государств общий рост населения еще продолжался. Согласно сумме данных ООН, максимум в XX столетии был достигнут в 1993 году и составил 293, 2 млн чел. После этого началась общая депопуляция, минимум в 286,4 млн человек был пройден в 2006 году. Затем подошла позитивная волна численности женщин фертильного возраста, к тому же в ряде республик за счет восстановления здравоохранения, уровня жизни и активизации демографической политики увеличился суммарный коэффициент рождаемости (СКР) и снизилась смертность, общая численность населения стала расти.

Во второй половине 2010-х гг., на фоне геополитической дестабилизации, замедления роста экономики и уровня реальных доходов, началось новое сокращение как общего коэффициента рождаемости, зависящего от возрастной структуры населения, так и СКР, который от нее почти не зависит. В период пандемии COVID-19 произошло резкое увеличение смертности, но инерция роста населения, набранная в основном за счет республик Средней Азии, продолжилась, в результате чего численность населения постсоветского пространства в 2021 году достигла абсолютного исторического максимума – 300 млн чел. (рисунок, таблица).

Последний прогноз численности населения СССР был выполнен Госкомстатом СССР в 1990 году [28]. Этот прогноз был рассчитан до 2015 года, мы продлили его простой линейной экстраполяцией на период до 2021 года (таблица, строка 1).

Рис. 1. Численность населения, общие коэффициенты рождаемости и смертности СССР и 15 постсоветских государств в 1960-2021 гг. Источники данных: Госкомстат СССР [26;27;29]; Расчеты автора по данным ООН [23]

Компоненты демографического баланса и оценка демографических потерь на территории СССР и постсоветского пространства

Примечание: расчеты автора по данным Госкомстата СССР [28] и ООН [23].

Относительную потерю населения за период 1991-2021 гг. мы определили двумя способами – как его убыль по сравнению с прогнозом 1990 года (строка 4 таблицы) и как более близкое к реальности (потому что всякий прогноз – это гипотеза) расхождение с фиксированным локальным максимумом 1993 года (строка 5). По первому методу потеря населения по территории бывшего СССР в 2021 г. составила 63,8 млн чел, по второму – 6,9 млн чел. в 2006 г. с последующим выходом на прирост 6,8 млн чел. в 2021 г. Несмотря на то, что эти цифры почти на порядок различаются между собой, они дополняют друг друга в оценке демографических последствий революции 1991 года.

Анализ потерь населения по методу «демографического баланса» обычно производится по трем компонентам – дефицит рождений, избыточная смертность и сальдо миграции. Рассчитать общее сальдо миграции между 15 странами бывшего СССР и внешним миром мы пока не смогли, хотя исходя из данных отдельно по РФ и ряду других республик полагаем, что этот процесс был дополнительным фактором депопуляции. В таблице 1 представлены расчеты суммарного дефицита рождений в 15 странах по отношению к среднегодовой величине за 1985-1990 годы (строка 6) и сверхсмертность по отношению к такой же базе (строка 7). Наибольший дефицит рождений имел место в 1999 году, когда он составил 2,0 млн чел., максимум избыточной смертности за 1990-е годы имел место в 1994 году – 1,132 млн чел, а в целом за период – в «ковидном» 2021 году – 1,361 млн чел.

Заключение

Демографический кризис, происшедший после развала СССР, деструкции общего хозяйственного и социального пространства, на фоне разрушения или деградации большинства отраслей экономики, ухудшения качества жизни и падения реальных доходов – вызвал серьезное сокращение численности населения, снижение рождаемости, породил сверхсмертность и потоки эмиграции в более стабильные и благополучные страны мира. Совокупность этих факторов, в сочетании с новыми неблагоприятными эпидемическими и геополитическими процессами, которые проявились в последние годы, вызовет в будущем вместо ожидавшегося сглаживания – углубление демографических волн (колебаний численности половозрастных групп населения), порожденных трагическими событиями истории.

Популяционизм, как идеология максимизации численности населения, уже не актуален для развитых стран в XXI веке. Актуально проведение социально-экономической политики, направленной на повышение благосостояния и социального комфорта людей, обеспечение их безопасности, здоровья и долголетия, создание условий для свободной реализации планов создания семей, рождения и воспитания детей, которым предстоит жить в будущем мире.